Су Тун - Рис. Жизнь - рисовое поле.

Вторая книга была прочитана очень быстро (фактически, за 1 день), хотя по объему была чуть больше, чем первая. Впечатления - прекрасно, жестоко, немного даже романтично, но обо всем по порядку.


Роман китайского писателя Су Туна (Su Tong) "Рис" на русском языке существует в одном единственном любительском переводе некоего В. Лазаренко (предположительно, Лазаренко Владимир Григорьевич). Перевод, как и ожидалось, сильно хромает по части грамматики и стилистики, однако, все не так уж плохо. Вполне читаемо и лично мне после нескольких минут дискомфорта стало совершенно безразлично. Сюжет сожрал меня с потрохами. :)

Начало XX века. Китай. Молодой парень вынужден был покинуть свою родную деревню без гроша в кармане после того, как ее вместе со всеми посевами риса и хлопка снесло потопом, и податься в город в поисках заработка и новой счастливой жизни. Через много лет, больной, искалеченный, при смерти, он вернулся домой в вагоне, до верху груженом рисом. Вернулся, хозяином всех земель вокруг деревни. Цена, которую он заплатил за свою мечту была колоссальна и заплатить пришлось не ему одному.

Я немало слышал о жестоких нравах японцев и роман Харуки Мураками "Кафка на пляже" тому яркое подтверждение (кто читал, тот поймет о какой сцене идет речь), но чтобы встретить такую мрачную картину безысходности у китайцев...

Она дура, – Ми Шэн чистил спичкою сопла гармоники. – Если бы я вас травил, ни за что бы мышьяк не учуяли.

Он ухмыльнулся:

– Давно б лицезрели владыку загробного мира.

– Прикрой свою пасть, я без яда от вас скоро сдохну! – Ци Юнь, задыхаясь от ярости, забарабанила по тростниковой циновке.

За время болезни, она позабыла про зной, и теперь, пробираясь меж пальцев проворными змейками, чувство прохлады ползло по лишенному сил исхудавшему телу.

– А кто не хотел отравить? – Ци Юнь крикнула в спину Ми Шэн’у. – Я двадцать пять лет собиралась. Да сердце своё превозмочь не смогла.

И еще один кусочек

Ци Юнь, выпустив стул, мешковато осела на землю. Рыдая, она проклинала У Лун’а, Ми Шэн’а с Чай Шэн’ом, семейную жизнь, подтвердившую мудрость «всяк сын повторяет отца». Наконец, подняв камень и встав на колени, Ци Юнь стала бить себя в лоб голышом:

– За что жизнь мне такая, о Небо? Коль мирного дня не желаешь послать, что ж не дашь умереть? Почему не пошлешь мне японскую пулю?

– Подохнуть легко, жить труднее всего, – наблюдал за женой из окна, продолжая чесать свои язвы, У Лун. – Что ты плачешь? На теле твоем только «нежная плоть и здоровая кожа». Ни язвочки, ни гнойничка. Это я в смрадном гное, крови и личинках. Елда так болит, что немного еще и отвалится напрочь.

Кстати, о непристойностях.  Если кратко, то их в книге много. Нет, это не порно и даже не эротика. Просто быт у людей такой. В романе очень хорошо, на мой взгляд, раскрыта тема взаимосвязи благосостояния человека и его либидо. Чем беднее человек, чем он несчастнее - тем большее значение в его жизни играет секс. Дело иногда даже доходит до абсурда:

В полночь улицу Каменщиков огласили истошные вопли. Поднявшись с бамбуковых лож, обыватели бросились вон из жилищ. Колченогий Ми Шэн, сжав портновские ножницы в потной руке, ковыляя, бежал от кричащей ему в спину брань и проклятья девицы.

Ми Шэн юркнул в двери лабаза. Девица, невестка владельца красильни, плюясь и бранясь возле входа в лабаз, рассказала толпе о ночном происшествии. Люди не знали, смеяться им или рыдать: по словам потерпевшей, пока та дремала, Ми Шэн распорол ей трусы.

– От него как жена убежала в бордель, – кто-то прыснул в рукав, – так на бабах совсем помешался.

– На бабах свихнулся?! – девица зло пнула ворота. – Так что ж он мамаше трусы не вспорол? Что за дом: один хуже другого, еще омерзительней. Хоть бы один жил как люди.

Несколько раз У Луна, главного героя книги, называют источником всех несчастий, совершенно необоснованно, на мой взгляд. Виновен он лишь в том, что нужда выбросила его из привычной среды обитания в большой город, где бедность и всеобщее безразличие к судьбе других людей искорежили ему душу, превратив в монстра, заводной механизм с обратным отсчетом, отмеряющий время до достижения поставленной когда-то давно цели. А механизмы, как известно, не умеют сострадать и любить. Они сухо, безразлично, отсчитывают отмеренный срок, перемалывая своими движущимися деталями все, что оказывается у них на пути.